О теле и душе (A Teströl és Lélekröl)

В преддверии вручения наград Берлинале в 2017 году все критики говорили, что «Золотой медведь» непременно достанется Аки Каурисмяки и его трагикомедии «По ту сторону надежды». А он достался венгерской философичной мелодраме «О теле и душе» от женщины-режиссера Ильдико Эньеди. На наш взгляд, абсолютно справедливо. На Одесском МКФ показали обе ленты.

Действие разворачивается на скотобойне. И постановщица сразу же погружает зрителя в самую глубь убийства. Корову зажимают в тиски, умерщвляют и расчленяют, отсекая конечности, голову и так далее, при виде чего сиюминутно хочется стать вегетарианцем. В слив стекают потоки крови. И тут же из этой чудовищной, натуралистичной прозы мы переносимся в дикий заснеженный поэтичный лес, где двое оленей, самец и самка, выискивают под толщей льда живой съедобный листок и нежно глядят друг на друга. В следующей сцене бывалый работник скотобойни Эндре видит привлекательную и испуганную новую сотрудницу Марию, инспектора по качеству.

В первый же день над Марией потешается весь коллектив: она не только тихая, застенчивая и замкнутая, но и действительно странная. Обедает всегда в одиночестве, не выходит на перекуры, сидит одна в темноте, когда происходит перебой с электричеством, и бракует мясо, отправляя его во второй сорт, если слой жира превышает норму на два миллиметра. Мария совершенно не умеет общаться с людьми, у нее даже нет мобильного, не выносит телесных касаний и ходит на приемы к детскому психологу, который всякий раз тщетно пытается перенаправить ее к специалисту для взрослых.

– Смотрю, вы тоже взяли шпинат, – завязывает Эндре разговор в столовой. – Это единственное, что здесь прилично готовят. И еще кабачки. Хотя я всегда стараюсь поесть чего-нибудь жидкого.
– Это потому, что у вас проблемы с рукой, жидкое есть удобнее, – без заведенного в человеческой среде такта, но и без желания оскорбить или унизить отвечает Мария, которая совсем не умеет поддерживать беседу (у Эндре атрофирована одна рука, которой он практически не пользуется).

Когда же на скотобойне происходит инцидент с применением не по назначению конского возбудителя, полиция направляет к сотрудникам гиперсексуальную женщину-психолога, чтобы та позадавала каверзные вопросы интимного характера, составила профили и таким образом выяснила, кто из работников мог жестко подшутить над коллегами (или коровами, кому именно злоумышленник подсыпал конскую дозу конского возбудителя – не уточняется). После вопросов о мастурбации психолог заводит разговор об эротических сновидениях. И тут выясняется, что Эндре и Мария каждую ночь видят один и тот же сон, в котором они – олени, самец и самка, посреди бесшумного заснеженного леса, похожего на зимнюю безмятежную сказку.

Смотрите легально на MEGOGO

По смеху, который раздавался на показе картины, можно предположить, что украинский зритель воспринял работу Ильдико Эньеди не вполне правильно или слишком поверхностно, увидев в ней просто-напросто лав-стори с элементами фантазии и комедии. Сценаристка и постановщица действительно прибегает к комизму, но преследует совсем иную цель: не рассмешить публику, но донести до нее несуразность человеческой оболочки, нелепость и неуклюжесть в попытках друг друга понять и неизведанность, непостижимость того, что скрыто под футлярами и скорлупками, в которых мы все обитаем.

В сущности, аутизм Марии мало чем отличается от одиночества Эндре. Зажатая в тиски плоть коровы (которая во сне, возможно, тоже видит себя диким, свободным, окрыленным оленем) мало чем отличается от человеческой плоти, зажатой в тиски бренного, прозаичного, земного существования. И эта рукоять, эта железная хватка социального прессинга, диктующего алгоритмы «нормального» поведения и соответствия коллективному «разуму», согласно которому непременно нужно пить кофе, болтать, рассказывать анекдоты и жаловаться на жен и мужей, душит лишь тех, в ком томится душа, хрупкая, светлая и неприкаянная.

В какой-то момент на экране стекает в слив уже поток человеческой крови, который, конечно же, рифмуется с потоками крови коровьей из первой сцены. Такая же плоть, такая же кровь, такая же смерть. И в какой-то момент атрофированная рука Эндре рифмуется с перебинтованным запястьем Марии: теперь созвучны не только их души, встретившие друг друга во сне, у лесного замерзшего озера, но и их оболочки.

Душа и тело так же далеки и контрастны по отношению друг к другу, как любовь и скотобойня. Так что выбор локаций и декораций Ильдико Эньеди не вызывает ни единого сомнения и вопроса. Естественно, плоть представляет бойня, а душу – сны.

Впрочем, любовь, по мнению автора, – единственное, что сближает тело и душу, заставляя их жить и умирать в унисон.

Анастасия Лях

о теле и душе кадр 1